Зомбах много думал обо всем этом, когда летел из Берлина. Он знал, что этот разговор с Мюллером произойдет, и искренне хотел разобраться в причинах своей неприязни к своему заместителю, чтобы в разговоре с ним не петлять и не изворачиваться, на ходу подыскивая аргументы и объяснения.
Внимательно слушая Зомбаха, Мюллер продолжал думать об одном: откуда же так сильно подуло на полковника?
— Вы видели шефа? — прямо спросил Мюллер.
— Конечно. Я летал по его вызову.
— Ну как он?
— Как обычно, может быть, только более усталый.
— Да, ему не позавидуешь.
— Однако мозг у него не устает никогда, — возразил Зомбах. — Грандиозный ум. Для меня всегда удовольствие слушать его.
— Как он оценивает военную обстановку? — спросил Мюллер.
— Специального разговора на эту тему у нас не было, — ответил Зомбах. — Но его оптимизм и энергия, его веселость говорили об этом без слов. Вообще абвер, как всегда, на посту. И очень полезно побывать там, почувствовать атмосферу большой напряженной и многосторонней деятельности.
— Все же картина не та, что в тридцать седьмом — тридцать девятом, — с несколько грустной интонацией заметил Мюллер.
— Не скажите! — Зомбах замолчал, всем своим видом давая понять, что он знает нечто очень важное.
— Ну как же? Польша и все Балканы теперь целиком на плечах гестапо! — Мюллер пробовал раззадорить полковника на более откровенный разговор.
— Но разве в Польше или, не дай Бог, в Греции сейчас главный узел событий? — улыбнулся Зомбах. — Таким узлом не является сейчас даже интересующая нас с вами красная Москва.
— Ну, положим, коммунисты остаются для нас врагом номер один, — решительно заявил Мюллер. — Если бы это было не так, я сбежал бы отсюда на другой день.
— Мы должны, подполковник, делать свое дело. Вы слушали позавчера речь Геббельса?
— С середины. Но в ней ничего нового не было. Уверенность и еще раз уверенность — это мы уже слышали не раз.
— Не скажите, не скажите, — заметил Зомбах с той же интонацией, которая давала понять, что ему известно гораздо больше, чем мог узнать Мюллер из речи Геббельса.
Но сколько ни пытался Мюллер растрясти Зомбаха и заставить его проговориться, из этого ничего не вышло. Разговор их закончился вполне дружественно.
— Я хочу только знать, что вы делаете, — сказал Зомбах, — вмешиваться в ваши дела я не буду. Кесарю — кесарево. И буду вместе с вами радоваться вашим успехам.
— У меня есть предложения о некоторой перестройке работы аппарата, — сказал Мюллер. — Вы можете уделить мне внимание, скажем, завтра? Я представлю вам свой план.
— С удовольствием, хоть сегодня…
Когда Зомбах ушел, Мюллер уже не испытывал того приятного чувства, которое возникло у него в начале их разговора, когда он увидел, что полковник делает поворот на сто восемьдесят градусов. Главным, что погасило это чувство, была уверенность Зомбаха. Мюллер слишком хорошо знал этого человека, его железную последовательность во всем, что было его работой, чтобы поверить, что он сделал такой крутой поворот только потому, что ему это подсказали. Нет, нет. Зомбах что-то узнал, и очень важное, и, надо думать, узнал от Канариса, а тут всегда следует ждать какую-нибудь дьявольскую хитрость. И еще одно очевидно: кое-кто явно торопится лишить Канариса фавора у Гитлера. Пока Канарис во главе абвера, он прежний всемогущий Канарис.
Утром Мюллер представил Зомбаху свой план. В организационном отношении он сводился к тому, что от всех дел, проводимых Мюллером, отстранялись некоторые сотрудники, в их числе и Рудин.
Зомбах просмотрел план и поднял на Мюллера вопросительный взгляд.
— Но при такой структуре вам будет очень трудно. В два раза по крайней мере повысится загрузка каждого вашего человека. Да и себя вы не щадите.
— Зато в десять раз повысится моя уверенность в засекреченности дела, — улыбнулся Мюллер. — А для этого стоит потрудиться.
— Несколько неудобной будет коллизия с Крамером, — сказал Зомбах. — Я привез приказ о его награждении, и мы тут же его отстраняем, как бы выказывая ему недоверие.
Лицо Мюллера приняло сухое, надменное выражение.
— По-моему, полковник, нам меньше всего нужно считаться с тем, что подумают такие люди, как Крамер. Наши с вами приказы для них — не предмет для размышлений.
— Но Щукина вы забираете к себе, а они с Крамером у нас на равном положении, и кстати, приказ о награждении касается их обоих.
Мюллер подумал немного.
— Приказ можно не объявлять им сейчас, а сделать это месяца через два, когда все утрясется. И тогда равная награда со Щукиным снимет обиду у Крамера.
— Но почему вы все же предпочли Щукина? — спросил Зомбах. — Ведь Крамер гораздо умнее и деятельнее.
— Мне не требуется занимать ума у людей, которые должны быть только исполнителями, — ответил Мюллер. — Щукину я верю больше, чем Крамеру. Я сторонник расовой определенности.
— Ну что ж, делайте, как находите лучшим, — со вздохом согласился Зомбах. — Но приказ о награждении я объявлю им еще сегодня. И без того этот приказ почти полгода провалялся в недрах военных канцелярий.
— Это ваше дело.
— Общая идея вашего плана мне нравится, — поспешно сказал Зомбах. — И, конечно же, агенту, предназначенному специально и только для диверсии, совершенно необязательно проходить весь курс нашей школы.
— Рад, что вы наконец это поняли, — улыбнулся Мюллер.
Раньше Зомбах ни за что не простил бы Мюллеру такую фразу, а теперь он решил ответить на нее шуткой: