«Сатурн» почти не виден - Страница 26

Шофер со злостью захлопнул дверцу кабины, машина рванулась с места и помчалась по селу, вздымая фонтаны грязи.

Рудин подумал, что сейчас его вывезут за околицу и там расстреляют. Но нет, машина, не снижая скорости, мчалась все дальше и дальше.

В сгустившихся сумерках впереди показался большой город, тот самый, куда так стремился Рудин. Машина резко затормозила. Шофер вылез на подножку и, заглянув в кузов, начал по-немецки кричать полицаям, что дальше он их не повезет, что отсюда до лагеря ближе всего, что наконец он водит не пассажирский автобус, а военную машину и у него есть свои дела. Черт его попутал, когда он послушался того костлявого лейтенанта.

Рудин видел, что полицаи его не понимают, и сказал им: шофер требует вылезать, так как отсюда до лагеря ближе всего.

Полицаи встревожились. Они, оказывается, не знали, где лагерь. Рудин сказал это шоферу. Тот начал ругаться еще пуще. Он, немец, знает, а они, русские свиньи, не знают собственного хлева! Рудин и это перевел полицаям. Те ответили шоферу бранью по-русски. Завязалась горячая перепалка. Рудин уже не успевал переводить, только слушал, еле сдерживая смех.

— Вон ваш лагерь! — устав ругаться, уже спокойнее сказал шофер, показывая в сторону видневшейся вдали железнодорожной насыпи, на которой стоял длинный товарный состав. Шофер обратился к Рудину: — Переведи им, что нужно только перейти железную дорогу и тут же — лагерь, который им нужен.

Полицаи слезли с грузовика и приказали слезть Рудину. Машина умчалась, обдав их грязью.

— Иди! — вяло сказал Рудину один из полицаев. Они шли прямо по раскисшему, чавкающему под ногами лугу. Полицаи матерно ругали шофера.

— Будто это нам надо, а не им, — с руганью сказал один из них.

— Что это за лагерь? — не оборачиваясь, спросил у них Рудин.

— Там узнаешь, — ответил один.

— Санаторий, — прибавил другой, и они рассмеялись.

До насыпи они добрались, когда заметно стемнело, но еще нужно было обойти длинный товарный состав.

По ту сторону насыпи происходило что-то непонятное. Там то вспыхивал, то гас яркий свет. Слышались выкрики команд, лай собак и качающийся глухой гул. Они обошли состав и стали переходить через железнодорожное полотно. Перед ними выросла фигура часового.

— Стой, кто идет? — испуганно крикнул по-немецки солдат.

— Опять двадцать пять! — произнес один из полицаев и, показывая на Рудина, начал кричать солдату, точно тот был глухой: — Вот его… в лагерь… партизан… в лагерь.

Солдат выпученными глазами смотрел то на Рудина, то на полицаев. Видимо, он понял только одно слово — «партизан» и теперь не знал, что ему делать.

— Вызови кого-нибудь из начальства, — спокойно сказал ему Рудин по-немецки.

— Сейчас. А ты посмотри за ними, — также по-немецки сказал солдат Рудину и, отбежав на несколько шагов, засвистел в свисток. К нему подбежал другой солдат, они о чем-то переговорили, и тот, другой, побежал с насыпи вниз. Солдат вернулся:

— Сейчас придет офицер, — сказал он Рудину, явно не понимая, кто из этих троих партизан.

Рудин видел перед собой громадную равнину, обнесенную высоким забором из колючей проволоки. Там строилась бесконечная серая колонна. То и дело прожекторы со сторожевых вышек обдавали эти шевелящиеся колонны ярким светом и тотчас гасли. Лаяли собаки. Что-то неразборчивое орал высокий голос, усиленный радиодинамиком. Но вот колонна качнулась и двинулась вдоль забора. Прожекторы уже не гасли и их лучи двигались вслед за колонной. Теперь Рудин ясно понял, что это колонна пленных и что ее ведут к поезду.

Он не ошибся. Когда колонна через ворота вышла из лагеря, ее развернули вдоль поезда и вскоре остановили. Послышались слова команды, и колонна стала разделяться на куски. Потом пленные направились к поезду, каждая группа — к своему вагону.

В это время на насыпь взбежал запыхавшийся немец с нашивками капрала.

— Что тут такое? — спросил он у часового.

— Привели в лагерь какого-то партизана, — ответил часовой и показал на полицаев. Капрал быстро подошел к ним. Полицаи подтолкнули Рудина в спину.

— Объясни ему.

Рудин сказал капралу, что он пленный партизан и что его направили в этот лагерь.

— Что за чепуху вы говорите? — тяжело дыша, воскликнул капрал. — Не могли вас сюда направить. Этот лагерь ликвидирован. Где документы?

Рудин спросил у полицаев, есть ли у них какие-нибудь документы.

Один из них выхватил из-за пазухи конверт и отдал капралу. Тот достал из кармана фонарик и, подсвечивая им, прочитал вынутую из конверта бумагу.

— Чертовщина какая-то, — проворчал он, пряча бумагу в карман. — Стойте здесь, я сейчас узнаю.

Капрал побежал вдоль поезда.

Пленные уже залезли в вагоны. Рудин видел, как в стоявший рядом крайний вагон пленные подсаживали своих ослабевших или больных товарищей. Кто-то стонал громко, протяжно, и тихий бас ласково приговаривал:

— Потерпи, потерпи, сейчас…

Стон затих.

Прожектор с угловой вышки водил своим лучом вдоль поезда. В полосе света дождь казался золотым. Посадка заканчивалась. В некоторых вагонах с грохотом закрывали двери.

— Сколько наших похватали! — не то с восхищением, не то огорченно сказал один из полицаев.

К ним подошли два офицера в длинных черных клеенчатых плащах. Мокрые от дождя, их плащи казались сделанными из железа. Пришедший с ними капрал показал на Рудина.

— Партизан — вот этот.

Офицеры удивленно посмотрели на Рудина и переглянулись. Один из них взял у капрала бумажку.